Похоже, везти мне ее в Харьков, не бросать же.
— Хорошо, что вы не из Йошкар-Олы, Яна.
Она метнула в меня недовольную молнию.
— Ну-ну, не сердитесь, шучу. Значит, так: через пару дней я возвращаюсь домой, в Питер. Если потерпите меня пару суток, доставлю вас в целости и сохранности прямо к порогу, идет?
По большому счету выбора у нее нет.
— И где мы будем эти два дня?
— Доедем до Алушты, взойдем на Демерджи, оттуда по горам в сторону Симфера и домой.
Не в восторге, заметно.
— Все могло быть гораздо хуже, Ян. А так — приключение. Будет что на свалке вспомнить.
— Можно попить?
Смирилась.
— Можно. Допиваем все и идем.
Офигительно пахло травами. Под обрывом, в камнях, ухало. Скалы, громоздясь, уходили далеко в воду, а между ними, в полосах пены, мотались взад-вперед бурые космы. Тянуло холодом; море дышало, слепя искрами и обрушивая холмы из стекла — густая синь в белых черточках до самого горизонта.
Хотелось вниз. Тропы сорвиголов срывались с края и козьим следом змеились по склону. Мы шли по лугу, обрастая цепкими семенами. Метелки травы льнули к коленям, волнуясь под ровным, набегающим с моря ветром, и можжевеловые кусты стреляли вдруг мелкими птичками…
— …меня в этой крепости озарило: Генуя по-итальянски Дженова, почти как Женева, и, думаю, неспроста: расположены рядом, обе бойцами славились, обе внаем их сдавали: европейские короли из швейцарцев гвардию набирали, а генуэзцев монголы даже на Куликовскую битву подписали.
— Вы историк?
Мы шли рядом — я уступил ей тропу.
— Не. Медик.
Она улыбнулась. Уголками губ, как Джоконда.
— Что, не похож?
Взгляд сквозь челку — болонка! — и отрицательное покачивание головой: не похож.
— Понимаю. Вообще изначально я выглядел более презентабельно. У меня был другой рюкзак, был спальник, фотоаппарат, горелка… все это позавчера умыкнули, и пришлось заново снаряжаться.
Открылся пляж. Широкий, песчаный — изогнутая дуга до подножия далеких гор.
— Веселое. Сейчас на трассу, и в Алушту на попутках.
— Думаете, возьмут?
— Конечно. Сюда ж я доехал.
— Сюда — в смысле в Судак?
— Сюда — в смысле в Крым.
— В Крым? Из Питера?
— Ну да.
Она не поверила.
— Что, серьезно? И сколько вы так ехали — месяц?
— Пятьдесят четыре часа. Двое суток.
Ноги вязли. Я снял ботинки и зашагал по кромке прибоя; песок плотный, прессованный, гладкий — как по асфальту идешь.
— Попробуйте, Яна, так гораздо легче.
Она продолжала размалывать сухие наносы, оставляя вихляющие следы. Ей было интересно другое.
— И ни разу не заплатили?
Я кивнул.
— Потрясающе.
— Согласен.
— Я о другом.
— Я понял.
Почему-то именно это никому не дает покоя.
— А если бы у вас на Камчатке рюкзак украли?
— Вернулся бы в Питер с Камчатки.
— «Никогда не сдавайся!», да?
Нехорошо так, с издевочкой. Ви-ай-пи, блин. Вери импотент. Надменные, как верблюды, а сами, при случае, даже воблу почистить не могут, мучают ее, как я не знаю…
— Именно так, Ян. Вот что мне всегда нравилось в америкосах, так это никогда не сдавайся! У нас, к сожалению, это редкость. Наши даже таблетки по четвертинке глотают — на всякий случай, чтобы чего не вышло.
— Ну, не все же такие крутые.
То ли уколоть хочет, то ли польстить.
— Дело не в крутизне, дело в ментальности. У них — никогда не сдавайся, у нас — а все равно ничего не выйдет! У них — сделай или сдохни, у нас — а почему я должен? Кто виноват? что делать? и: а почему я должен? Безволие, инертность, заведомая обреченность. Чтоб самому решение принять — рубите, я отвечаю! — фиг!
Свернули с пляжа, набрали воды. Пошли к трассе. Навалилась жара. По обе стороны от обочины тянулись кривульки виноградной рассады.
— Смешные, правда?
Она пожала плечами и стянула джемпер, оставшись в короткой, по грудь, маечке. Золотое колечко в пупке; смуглая, гладкая кожа; край джинсов охватывает мышцы на животе.
Пока шли, она не проронила ни звука. Дошла и села в тенечке с бутылкой между колен. Ждет, пока я ей машину поймаю. Княжна, елки зеленые. Джозиана де Сент Шантеклер.
Я тормознул первую.
— День добрый, уважаемый. Подвезите по трассе, пожалуйста. Мы сами в Алушту, но с вами сколько по пути.
— А шо вы платите?
— Да, честно говоря, ничего. У нас денег нет, на попутках едем.
— Не-е, я так не могу.
Уехал. Остановился второй.
— Здравствуйте, подвезите в сторону Алушты, пожалуйста.
— А куда вам?
— Нам в Алушту, только у нас денег нет.
Закрыл дверь, тронулся.
— У вас действительно денег нет?
Есть. Десятка на крайняк.
Продолжения не последовало; она просто спрашивала, есть ли у меня деньги, не опускаясь в вопросе до скрытой просьбы.
Подрулил еще один.
— В Алушту?
— Да.
— Шо платите?
— Денег нет, на попутках едем. Возьмете?
— Шо, совсем не платишь?
— Совсем.
Он немного поосознавал этот факт.
— Шо, даже на бензин не дашь?
Я развел руками.
— Ну-у, у нас таких не подбирают. Год тут будешь стоять.
— Едва ли.
— Ты шо, сынок, кто ж тебя бесплатно возьмет: сорок километров, бензин, дорога…
— Так, отец родной, давай так: да — да, нет — нет. Нет — скатертью дорога, не занимай место.
Обиделся, отвалил.
— А вот вам, Яна, национальный крымский вопрос: а шо вы платите?